– О, спасибо, – сказал мой друг. – Да только мы взяли ее с собой.
– Чтобы смотреть, куда стреляете?
Мы неловко рассмеялись, а Дэвис выдал заковыристую фразу на немецком в духе того, что «фонарь мог быть полезен». К счастью, развития эта тема не получила, поскольку положение и так было напряженным и долго так продолжаться не могло. Баркас подвели к борту, и захватчики освободили кусочек английской территории, выглядя вопреки браваде фон Брюнинга весьма понуро. Их вид настолько подбодрил меня, что вопреки волнению я воспользовался заминкой с переходом герра Беме на катер и прошептал Дэвису:
– Попроси Долльмана подождать, пока мы переоденемся.
– Зачем? – удивился тот.
– Действуй.
– Хм, герр Долльман, – начал мой друг. – Не могли бы вы погостить у нас, пока мы не переоденемся? Столько новостей набралось, да и э-э… нам ведь потребуется провожатый до виллы.
Долльман не перешел еще на баркас.
– С удовольствием, – сказал он, но фразу эту встретила гробовая тишина, нарушенная фон Брюнингом.
– Бросьте, Долльман, оставьте их, – резко заявил он. – Вы тут только мешаться будете, а пока суд да дело, мы так и не дождемся ужина.
– К тому же уже четверть девятого, – буркнул Беме из-под навеса.
Долльман подчинился, извинился перед нами, и катер отвалил.
– Я уж испугался, что перегнул, – проговорил Дэвис, помогая мне залезть, а точнее, даже втаскивая на борт. – Рискованная ситуация.
– Я знал, что они станут возражать, только хотел убедиться.
Каюту мы обнаружили в таком же состоянии, как и покинули: наша выходная одежда в беспорядке валялась на койках, пара ящиков была наполовину открыта.
– Интересно, что они тут делали? – спросил Дэвис.
Я, не говоря ни слова, прошел к книжной полке.
– Тебя тут что-нибудь смущает? – Я оперся коленом на софу.
– Судовой журнал не на месте. Поклясться готов, раньше он стоял с краю.
– Пустяки. Еще?
– Юпитер! А где же книжка Долльмана?
– Она здесь, только не там, где должна находиться.
Как помните, я читал ее прошлой ночью, а поутру сунул на полку перед остальными книгами. Теперь же она оказалась позади них и неуклюже торчала – доказательство того, что кто-то поспешно запихивал ее поглубже.
– И какой ты делаешь вывод? – полюбопытствовал мой друг.
Он налил нам по изрядной порции виски, и мы позволили себе десять минут полного отдыха, растянувшись во весь рост на диванчиках.
– Не доверяют они Долльману, – ответил я. – Мне это даже на Меммерте бросилось в глаза.
– Как?
– Сначала, когда разговор зашел о нас с тобой. Долльман оборонялся, и его здорово теснили. Беме сильно давил. И в конце, когда предатель вышел из конторы, за ним последовал Гримм, в задачу которого, уверен, входит приглядывать за перебежчиком. Именно в его отсутствие те двое обговаривали детали встречи ночью двадцать пятого. И вот теперь, когда ты попросил его остаться. Я не сомневаюсь, что все произошло согласно моим предположениям. Фон Брюнинг, а через него и Беме, который и есть тот самый «инженер из Бремена», узнали историю про вашу попытку срезать через пески, и подозревают его в покушении на твою жизнь. Долльман не осмеливается признаться, потому как, не беря в расчет моральную сторону, такая мера может оправдываться лишь крайней необходимостью. То есть наличием доказательств, что ты действительно опасный человек, а не просто любопытный чужестранец. Нам-то теперь известен его мотив, а вот им – нет. И расположение книги доказывает это.
– Это Долльман запихнул ее туда?
– Чтобы те двое ее не заметили. Потому как у них не имелось ни малейшего резона прятать книжку.
– Из чего следует, что они знают настоящее имя Долльмана, иначе что им эта книга? Но им невдомек, что Долльман ее написал и что у меня она имеется.
– По крайней мере он думает, что они не знают, утверждать тут ничего нельзя.
– А что думает он про меня и про тебя?
– Хороший вопрос. Десять против одного, что наш приятель корчится в муках сомнений и готов пожертвовать состояние за пять минут разговора наедине с тобой в надежде выяснить положение дел и услышать твою версию истории с переходом через пески. Но немцы ему не позволят. Они будут следить за его общением с нами и за нашим с ним. Твоя с Долльманом встреча сулит многое.
– Что ж, давай напяливать эти треклятые шмотки, – простонал Дэвис. – Но сначала ни помешает нырнуть за борт.
Сильные меры были просто необходимы, и я последовал примеру товарища, как бы мало ни подходил сей час для купания.
– Полагаю, мне известно, что тут недавно происходило, – заявил я, пока мы обтирались полотенцами в тепле каюты. – Они приплывают и не находят никого на борту. «Пойду, оставлю записку», – говорит Долльман. «Никаких независимых сношений, – отвечают (или думают) его друзья. – Мы тоже пойдем, заодно и взглянем на это осиное гнездо». Они отправляются все вместе, и Долльман, который знает, что искать, замечает проклятую улику прямо на самом видном месте. Среди прочего гости осматривают книжную полку, пролистывают судовой журнал, например, и Долльман ухитряется засунуть книжицу куда подальше. Но тут появляемся мы, и он не успевает вернуть ее на место. Его поступок привлек бы к себе внимание, да и Беме вынудил нашего друга выйти из каюты первым.
– Это все замечательно, – сказал Дэвис, прекратив на минуту растираться. – Вот только не заподозрят ли они, где провели мы день? Господи, вон наша карта с вырезанным куском, прямо на полочке!
– Придется рисковать и блефовать до последнего, – сказал я.
Дело в том, что Дэвис не воспринимал своего сегодняшнего поступка как нечто из ряда вон выходящее. Но четырнадцать извилистых миль вслепую туда да еще обратно, добавить к этому мои собственные подвиги – все это представляло собой слишком отчаянное и невероятное предприятие, чтобы немцы могли ожидать его от нас. И все же болтовня фон Брюнинга нервировала, и если идея о подобной экспедиции закрадется в умы наших друзей, их попытки проверить правду потребуют от нас недюжинного умения врать.