Пакетбот, немногим крупнее большого буксира, приближался с юга.
– Не забывай, мы вроде как не знаем, что Долльман приезжает, – напомнил я. – Давай сойдем вниз.
Помимо светового люка в выступающей над уровнем палубы крыше нашей каюты имелись небольшие продолговатые иллюминаторы. Мы начисто протерли те, что шли по левой стороне, и приникли к ним, встав на колени на софу.
Пароход стал отрабатывать колесами назад, подняв волну, заставившую нас накрениться до самых шпигатов. Пассажиров на борту было совсем мало, и пока пакетбот подходил к пирсу, все они, до единого, пялились на «Дульчибеллу». На передней палубе наблюдались несколько торговок с корзинами, почтальон и тощий, как жердь, юнец, похожий на портье из отеля. На корме рядом друг с другом стояли двое мужчин в ольстерах и фетровых шляпах.
– Вот он! – воскликнул Дэвис сдавленно. – Который повыше.
Но как раз в этот момент высокий резко развернулся и скрылся за рубкой, оставив у меня лишь мимолетное впечатление о седой бороде и высоком загорелом лбе, выглядывающем из-за облака сигарного дыма. Меня его исчезновение расстроило мало – так заинтересовал меня тот, что пониже, который остался у поручней и задумчиво разглядывал «Дульчибеллу» через пенсне в золотой оправе. Мужчина был пожилой, с лицом желтоватого оттенка, худощавый, с кустистыми бровями, густыми усами и угольно-черным клинышком бороды. Самой приметной чертой являлся нос – широкий, приплюснутый, почти неприметно переходящий в морщинистые щеки. Слегка клювовидный, он опускался к гигантских размеров сигаре, дымящийся кончик которой был направлен на нас, напоминая только что выстрелившее ружье. Этот человек выглядел хитрым, как сатана, и, казалось, ухмылялся про себя.
– Кто это? – шепнул я Дэвису.
Необходимости разговаривать шепотом не было, но инстинкт оказался сильнее.
– Понятия не имею, – отозвался тот. – Ого! Пакетбот отваливает, а они не сошли!
С корабля на берег было переброшено несколько тюков и мешков с почтой; тощий портье и две торговки воспользовались сходней, которую теперь втягивали назад, и теперь стояли на причале. Мне сдается, что один или два пассажира успели подняться, не замеченные нами, на борт, но тут в последний момент какой-то мужчина прыгнул на бак отходящего судна.
– Гримм! – вырвалось у нас обоих одновременно.
Пароход пронзительно свистнул, сдал задним ходом на рейд и пошел. Пирс вскоре скрыл его, но столб дыма указывал, что судно держит курс в Северное море.
– Что бы это значило? – спросил я.
– Наверное, здесь есть другой причал, ближе к городу, – ответил мой товарищ. – Пойдем-ка на берег, заберем твою почту.
Тем утром мы не пожалели времени на свой туалет, и когда уселись в ялик и погребли к пирсу, то немного даже смущались друг друга и своих отутюженных синих костюмов, белых воротничков и начищенных ботинок. В первый раз за два года я видел Дэвиса в чем-то похожем на приличную одежду. Модный водный курорт, пусть даже и в мертвый сезон, требует к себе уважения, а кроме того, мы ведь собирались нанести дружеский визит.
Привязав ялик к металлической лестнице, мы поднялись на пирс и наткнулись на вчерашнего инквизитора, который покуривал, расположившись в дверях каморки с табличкой «Начальник порта». После обмена любезностями мы осторожно навели справки про пароход. Ответ гласил, что сегодня суббота, и, следовательно, пакетбот следует до Юста. Не нужен ли нам удобный отель? Если да, то гостиница «Фир Яресцайтен» еще работает.
– Клянусь Юпитером, Юст! – воскликнул Дэвис, когда мы пошли дальше. – Что понадобилось этой троице на Юсте?
– Думаю, это предельно ясно – они направляются на Меммерт.
Дэвис кивнул, и оба мы устремили полный интереса взор на запад, в направлении соломенного цвета полоски на горизонте.
– Как думаешь, это какая-то встреча? – спросил мой друг.
– Похоже на то. Мы наверняка обнаружим где-то здесь «Корморан», задержанный противными ветрами.
И вскоре мы его нашли. Он стоял крайним в ряду галиотов в дальней стороне гавани. Двое парней, чьи лица были нам хорошо знакомы, сидели на люке и штопали парус.
Залитый солнцем, но пустой город напоминал погибшую бабочку, на которую живительные лучи пролились уже слишком поздно. Мы миновали несколько общественных садов, посреди которых возвышалось помпезное здание казино, в портиках которого виднелись составленные в кучу столы и стулья; прошли мимо ряда ларьков и кафешек, потом мимо больших гостиниц с белыми стенами и забитыми досками окнами, базарчиков и лавок. На всем этом запустении лежала печать вульгарной фривольности. Наконец добрались мы и до почтовой конторы, еще хотя бы выказывающей признаки жизни. Я получил целую пачку писем и прикупил местное расписание, из коего уяснил, что пароход совершает ежедневные рейсы на Боркум через Нордерней, а три раза в неделю заходит на Юст (при благоприятных погодных условиях). По пути назад он будет на Нордерней в семь тридцать вечера. Затем я спросил про дорогу до «Фир Яресцайтен».
– Что бы ни гласили твои принципы, Дэвис, – сказал я, – но сегодня мы отведаем лучший завтрак, который можно купить за деньги! У нас еще целый день впереди.
Отель «Фир Яресцайтен» располагался на эспланаде, обращенной к северному берегу острова. Подтверждая название, освещенный рекламный щит гласил: «Все условия для зимних посетителей; особый уход за больными» и т. д. Здесь, в ресторане с большими стеклянными окнами, наслаждаясь видом безмятежного голубого моря, мы поглотили воистину королевский завтрак, отпустили официанта и, наслаждаясь длинными благоуханными гаванскими сигарами, принялись неспешно изучать мою почту.