Загадка песков - Страница 41


К оглавлению

41

– А, к черту карту! – не выдержал я, найдя сей поток утешений слишком приторным для моих нервов. – Ты лучше оглянись вокруг! Если вдруг что-то случится… Разразится шторм, например? Но какой смысл торчать тут и изумляться видам? Я иду вниз.

Последовали mauvais quart d'heure в каюте, в ходе которых я, к стыду своему, забыл о нашей главной задаче.

– Какой суп предпочитаешь? – робко спросил Дэвис, нарушая гнетущую тишину.

Это столь бытовое замечание, более красноречиво свидетельствовавшее об отсутствии опасности, нежели тысяча умных аргументов, спасло ситуацию.

– Знаешь, Дэвис, – сказал я, – ты имеешь дело с человеком, который, по самой скромной оценке, трусоват, и тебе нет нужды жалеть меня. Но и ты совершенно не похож на любого другого яхтсмена из всех, с кем сводила меня судьба, да и на моряков вообще. При всех твоих авантюрных затеях ты такой мягкий и спокойный. Думаю, было бы лучше, кабы ты подчас разражался залпом отборной морской брани или пригрозил заковать меня в кандалы.

Глаза у Дэвиса едва не вылезли на лоб. Он заявил, что это все его вина – ему следовало помнить, что я не привык еще к якорным стоянкам в открытом море.

– И, кстати, что касается шторма, – добавил мой друг. – Я не удивлюсь, если так и будет, потому как барометр стремительно падает. Но это нам не повредит. Понимаешь, даже при высокой воде перемещение морских…

– О, Бога ради, не начинай снова! Ты скоро убедишь меня, что мы тут в большей безопасности, чем в отеле. Давай-ка лучше поужинаем, да как следует!

Ужин удался на славу, но, когда пришло время варить кофе, яхта перестала раскачиваться продольно и начала перекатываться с боку на бок.

– Я предполагал подобное, – заверил Дэвис. – Хотел уже предупредить тебя, да только… Причина в том, что отлив идет против ветра. Это абсолютно безопасно…

– Мне помнился, ты говорил, что здесь будет тише, когда вода упадет…

– Все так, но может показаться, что стало хуже. Течения – такие странные явления, знаешь ли, – пробормотал он, словно защищая репутацию не слишком респектабельного знакомого.

Дэвис принялся заполнять судовой журнал, слегка раскачиваясь в такт движениям яхты. Я, в свою очередь, пытался писать в дневнике, но не мог сосредоточиться. Всякий незакрепленный предмет в каюте сделался вдруг шумным и непоседливым. Канистры звякали, посуда в шкафах громыхала, ящики издавали глухие стоны. Мелочовка повыскочила из потайных мест и пустилась на полу в причудливый хмельной танец, напоминая гоблинов на заколдованном лугу. Мачта жалобно поскрипывала при каждом крене, а швертовый колодец кашлял и булькал. А наверху, похоже, выпустили на волю целую свору демонов. Палуба и рангоут прекрасно препровождали звук, и малейшее «тук-тук» незакрепленного конца снасти превращалось в оглушительные удары молота, а щелканье фала по мачте казалось очередью из пулемета системы «Максим». Вся эта какофония складывалась в ритмичный, сводящий с ума хор.

– Пора ложиться, – заявил Дэвис. – Половина одиннадцатого уже.

– Что? Спать в таких условиях? Я этого не вынесу, мне надо что-то сделать. Может, предпримем еще одну прогулку?

Последняя фраза подразумевалась как горькая, полубредовая шутка.

– Почему бы нет? – отозвался мой товарищ. – Если тебя не смущает поболтаться немного в ялике.

Я пожалел о неосторожном предложении, но сказанного не воротишь, да и какие-то отчаянные меры уже давно назрели. Вскоре я уже стоял на палубе, цепляясь за бакштаг и с легкой дурнотой глядя вниз, где прыгал на волнах, как пробка из бутылки, ялик, а Дэвис тем временем готовил весла и уключины.

– Прыгай! – скомандовал он, и не успел я опомниться и даже толком усесться, как нас уже унесло в ночь и лодчонка запрыгала с одной волны на другую. Дэвис бережно вел нашу скорлупку, направляя ее наискось гребням, не слишком налегая на весла, в расчете, что течение само вынесет нас к цели. Внезапно качка прекратилась. Из темноты выступили очертания склона, и ялик мягко улегся на облизываемый волнами берег.

– Западный Хоенхерн, – сообщил Дэвис.

Он выскочил из лодки и, погрузившись по щиколотку в ил, подтянул ялик на пару футов, потом поднялся повыше, на твердый влажный песок. Ветер налетел на нас, заглушая голос.

– Давай разыщем мой канал, – проревел Дэвис. – Это там. Держи так, чтобы маяк Нойверка светил нам в спину.

Мы отправились в продолжительную прогулку прямо навстречу ветру и шуму бурунов, разбивающихся о дальнюю сторону песков. «Лишь галька мира шелестит вдали», – вертелась у меня в голове строчка из Мэтью Арнольда. «Семь миль от берега, – думалось мне. – Ютимся, как морские птицы, на призрачном островке из песка, подмываемом отливами и разбиваемом волнами, в полночь, в надвигающийся шторм, отрезанные даже от своего сомнительного убежища». Если не сейчас, то когда же побороть свою слабость? Веселье сумасшедшего заструилось по моим жилам, покуда я пил свежий ветер и пробивался вперед. Так продолжалось минуту или две, потом Дэвис ухватил меня за руку.

– Смотри, вот мой канал!

Местность пошла под уклон, перед нами серебрилась бурная река. Повернув к северу, мы пошли по ее течению, спотыкаясь о грязевые впадины, поскальзываясь на водорослях, полуослепшие от соленых брызг и оглохшие от грохота прибоя. Река, готовясь к встрече с морем, становилась шире, бурливее, белее и терялась во мгле. Мы приняли вправо и захлюпали по пене. Повернувшись спиной к ветру, я протер глаза и увидел, что дорогу нам преграждает толчея бурунов.

– Примерно вот там, – прокричал мне на ухо Дэвис, указывая в сторону моря. – Меня ударило первый раз… Когда норд-вест – хуже… Это – пустяки. Берем правее… Назад.

41