Загадка песков - Страница 67

К оглавлению

– Тогда решено, – торопливо ответил я. – Давай вернемся к фактам. Когда ты впервые встретился с ней?

– На следующий день после прихода на Нордерней.

– А вечером она в салоне «Медузы» не появлялась?

– Нет, и Долльман даже не упомянул о ее существовании.

– Если бы он не нанес тебе визита тем утром, ты бы уплыл?

– Да, как и говорил.

– Долльман побудил ее уговорить тебя совершить совместный вояж?

– Думаю, да.

– Но услал ее назад, когда вышел в море?

– Естественно.

– Она недавно выразилась так: «Отец говорил, что с вами ничего не случится». Ты что-то сказал ей?

– Это случилось на отмели, когда мы встретились. Кстати, встреча была не случайная: Клара навела справки и узнала от одного шкипера, что нашу яхту видели у Вангерога, и уже поджидала нас. В первую же секунду она спросила про тот день и стала неловко извиняться за то, что они не дождались меня в Куксхафене. Ее отцу срочно понадобилось в Гамбург.

– Но ты ведь не попал в Куксхафен. Ты сообщил ей об этом? И вообще что именно рассказал? Это важно.

– Я оказался в жутком затруднении, потому как понятия не имел, как Долльман представил все дочери. Поэтому я принялся ходить вокруг да около, а она задала мне почти слово в слово тот же вопрос, что и фон Брюнинг: разве не schrecklich море было у Шархерна?

– Получается, Клара не знала про твой срез через пески?

– Да. Он не решился ей рассказать.

– А про свой?

– Рассказал. Да и как это скроешь? Она вполне могла догадаться по виду моря в иллюминаторе, по короткому промежутку времени и так далее.

– Однако, когда «Медуза» легла в дрейф и Долльман прокричал предложение следовать за ним, неужели ей не стало понятно, что происходит?

– Наверняка нет. В такую погоду из каюты можно было ничего и не услышать. Расспрашивать ее я не стал, но понял следующее: она думает, будто отец лег в дрейф как раз с обратной целью – сообщить, что они идут по короткому пути, а мне не надо следовать за ними.

– Вот почему фройляйн напирала на ожидание в Куксхафене?

– Именно. Мой переход обязан был занять больше времени.

– И она не заподозрила нечистой игры?

– Нет, насколько могу судить. В конце концов, вот он я, живой и невредимый.

– И все же Клара корит себя за то, что вообще уговорила плыть тебя с ними и что не убедилась в благополучном твоем прибытии?

– Видимо.

– Так что ты сказал ей насчет Куксхафена?

– Ничего. Дал понять, что заглянул туда, не застав их, передумал насчет Кильского канала и отправился на Балтику по реке Эйдер.

– Теперь о ее возвращении из Гамбурга. Она плыла одна?

– Нет, с мачехой.

– Клара призналась, что интересовалась насчет тебя в Брунсбюттеле?

– Нет, думаю, ей не хотелось. Да и нужды не возникло, потому что мой эйдерский маршрут объяснил все.

Я задумался.

– Ты твердо уверен, что фройляйн не имеет понятия о твоем броске через пески?

– Твердо. Но теперь она могла что-то заподозрить. При виде этой книги у нее могла зародиться мысль о нечистой игре.

– Еще бы, но у меня другое на уме. Существуют две истории. Одну, истинную, ты поведал фон Брюнингу – про переход по короткой линии вслед за «Медузой». Вторую Долльман скормил дочери, и там ты якобы огибал Шархерн. Очевидно, это его версия событий, которую он огласил бы в случае твоей гибели и дальнейшего расследования. Ту же версию Долльман обязан был довести и до своих матросов, заподозри те истину.

– Но, узнав, что я жив и вернулся, мерзавец вынужден будет отречься от своей лжи.

– Верно. Но допустим, что фон Брюнинг увидится с Долльманом раньше, чем последний узнает о твоем появлении, и захочет выяснить правду насчет того инцидента. На месте коммандера я бы сказал: «Кстати, а что сталось с тем молодым англичанином, которого вы спровадили на Балтику?» Долльман изложит свою версию, а фон Брюнинг, зная нашу, уличит его во лжи и поймет, что имела место попытка убийства.

– Ну и что? Коммандер и так наверняка знает, что Долльман – подлец.

– Мы так предполагаем, но можем и ошибаться. Отношения Долльмана с немцами остаются для нас загадкой. Не исключено, они понятия не имеют, что он англичанин, но, скорее всего, знают, так же как настоящее его имя и его прошлое. О том, какой эффект возымеет на эти отношения раскрытие твоей истории, нам можно только догадываться. Зато одно мне ясно: наш главный интерес – поддерживать status quo как можно дольше, преуменьшать опасность, которой ты подвергался тогда и выступать свидетелями в защиту Долльмана. Нам ни к чему расхождения в его и твоей историях. Они бросят тень не только на него, на это-то наплевать, но и на нас.

– Почему?

– Потому что если короткий путь через пески так опасен, что он, по его словам, не хотел пускать тебя по нему, а ты полез, то есть риск, что нас заподозрят в нечестной игре. А именно этого нам следует всячески избегать. Нас должны считать просто путешественниками, а не людьми, намеренными улаживать счеты или гоняющимися за секретами.

– И что ты предлагаешь?

– Пока, надеюсь, мы держались молодцами. Допустим, что нам удалось запудрить мозги фон Брюнингу. Давай строить свою политику, исходя из этого предположения. Отсюда вытекает, что нам надо как можно раньше сообщить Долльману о твоем возвращении и тем самым дать ему время пересмотреть тактику поведения, пока он себя не выдал. Потом…

– Но Клара расскажет ему, что мы здесь, – прервал меня Дэвис.

– Не думаю. Мы договорились держать этот сегодняшний эпизод в тайне. Она уверена, что больше никогда нас не увидит.

– По ее словам, Долльман прибывает с утренним пароходом. Что за пароход? Откуда?