Загадка песков - Страница 5

Говоря по правде, сидя за завтраком на следующее утро после получения письма, я все еще ощущал ту охватившую меня накануне необъяснимую легкость, но достаточно овладел собой, чтобы взвесить все за и против. Весомый аргументом «за», не принятый в расчет прежде, заключался в том, что присоединиться к Дэвису окажется с моей стороны поступком благородным – ему нужен товарищ, и он действительно нуждается во мне. Я буквально уцепился за это соображение. Оно послужило прекрасным оправданием, когда по прибытии в офис я принялся освежать в памяти «Континентальный путеводитель Брэдшоу», приказал Картеру, своему подручному, раскатать огромную настенную карту Германии и найти для меня Фленсбург. Последний подвиг был не обязателен, но Картеру тоже хотелось чем-то заняться, да и сдержанное недоумение его выглядело забавным. С большей частью изображенного на карте я был знаком довольно неплохо – годы, проведенные в Германии, оказались потрачены не зря. Народ, история, развитие и будущее этой страны живо интересовали меня, и я до сих пор поддерживал отношения с друзьями в Дрездене и Берлине. Название «Фленсбург» навевало воспоминания о датско-прусской войне 1864 года. К моменту, когда изыскания Картера завершились успехом, я уже забыл про данное ему поручение и взвешивал в уме, сможет ли перспектива увидеть что-либо интересное в этом прекрасном, судя по отзывам, районе Шлезвиг-Гольштейна перевесить столь малопривлекательный способ знакомства с краем в такое позднее время года, да еще в сомнительной компании? И это не говоря о прочих аргументах, которые я холил и лелеял в душе как доказательства отчаянности своего положения. Стоит ли все-таки ехать? Решение качалось на весах, и, полагаю, возвращение из Швейцарии К., вызывающе загорелого, стало последним аргументом.

– Привет, Каррузерс, ты еще здесь? – приветствовал он меня. – Думал, ты укатил уже сто лет назад. А ты везунчик, что уезжаешь сейчас – самое время для прогулок и первых фазанов. Ну и жара тут у вас! Картер, принесите-ка «Брэдшоу»!

Удивительная книга этот «Брэдшоу» – руки волей-неволей сами тянутся к нему, словно к ружью и шомполу в охотничий сезон.

Ко времени ланча последние сомнения испарились, и я вручил Картеру телеграмму для Дэвиса на почтовое отделение во Фленсбурге: «Спасибо. Ожидай 9:34 пополудни 26-го». Три часа спустя пришел ответ: «Очень рад. Прошу, привези риппингилловскую плиту № 3». Сбивающее с толку и тревожное указание, от которого меня вопреки «горячей» сущности предмета пробила дрожь.

И в самом деле, решимость моя неуклонно таяла. Она поколебалась вечером, когда я достал ружье и представил хлопоты, связанные с его перевозкой. Потом поколебалась снова при мысли о списке разнообразных поручений, щедро разбросанных по письму Дэвиса. Исполнение оных превращало меня в деятельное орудие, тогда как я готовил себе роль разочарованного изгнанника или по меньшей мере пассивного союзника. Так или иначе, сразу после ухода из офиса я мужественно взялся за дело.

Зайдя к Ланкастеру, я заказал ружье для Дэвиса. Приняли меня прохладно и вручили изрядный счет, который до момента встречи с приятелем приходилось списать на свои расходы. Распорядившись доставить дробовик и дробь-«четверку» в свои апартаменты, я купил рейвенскую смесь, смутно предчувствуя, что мне в очередной раз придется не ради себя самого заняться контрабандой. После стал ломать голову, где найти фирму «Кэри и Нилсон». Дэвис говорил о ней так, будто та известна не менее Английского банка или Пассажа, а не специализируется на «стяжных болтах», что бы ни крылось за этим названием. Звучало оно, впрочем, важно и побуждало разыскать эти предметы любой ценой. В моем представлении они связывались с «небольшим ремонтом» и пробуждали дополнительные опасения. В Пассаже я поинтересовался насчет «риппингилловской плиты № 3» и был удостоен зрелища громоздкого и неуклюжего скобяного изделия, работающего на залитом в две вместительные емкости керосине и распространяющего зловещий аромат горячего масла. Убежденный в сокрушительной эффективности устройства, я скрепя сердце заплатил за него, но поймал себя на мысли: какие бытовые нужды могли заставить заказать эту штуковину, да еще мимоходом, в виде приписки к телеграмме? В отделе товаров для яхт я спросил стяжные болты, но получил ответ, что их нет в наличии. Зато, мол, они наверняка есть у «Кэри и Нилсона»: их магазин в Майнериз, на востоке Лондона. Это означало путешествие почти столь же продолжительное, как до Фленсбурга, только в два раза более утомительное. Сообразив, что магазин уже вот-вот закроется и мне не успеть, я, утомленный проделанной работой, вернулся домой в кэбе. Потом, забыв одеться к обеду – само по себе эпохальное событие! – ваш покорный слуга распорядился принести жаркое из расположенной на первом этаже кухни и провел остаток вечера за сборами и отправкой писем, пребывая в мрачной сосредоточенности человека, приводящего в порядок свои дела.

Так прошла та последняя душная ночь. Изумленный Уизерс застал меня завтракающим в восемь утра, а в 9.30 я уже разглядывал стяжные болты и приходил в себя после адского вояжа по подземке до Олдгейта. Я особо упирал на 3/8 дюйма и оцинковку и получил товар с заверением в его качестве, но не составив представления о назначении оного. За одиннадцатишиллинговыми непромокающими костюмами меня направили в некий жуткого вида вертеп на задворках, который, по словам продавца, он всегда всем рекомендует. Там меня встретил грязный, увешанный побрякушками еврей, предложивший (по стартовой цене в восемнадцать шиллингов) два вонючих оранжевых балахона, отдаленно напоминающих очертания человеческой фигуры. Смрад от них исходил такой, что я поспешил капитулировать на четырнадцати и опрометью кинулся в офис (время подходило к одиннадцати) с двумя непрезентабельными свертками в коричневой упаковочной бумаге. Аромат в конторе распространился такой, что Картер настоятельно поинтересовался, не желаю ли я переслать поклажу в свою квартиру, а К. стал пытать насчет плана предстоящей поездки. Но я не собирался просвещать К., так как знал: комментарии его либо окажутся раздражающе завистливыми, либо заденут так или иначе мою гордость.