Загадка песков - Страница 46

Я, конечно, высказал предположение, что за этим происшествием не кроется ничего серьезного. Наш визитер мог быть самым обычным вором – оставленная без присмотра яхта является заманчивой добычей. Дэвис отмел это с порога.

– В Германии такого не водиться. В Голландии – дело другое, упрут, что хочешь. И мне совсем не нравится, что он погасил лампу, думая, что нас нет.

Меня это тоже беспокоило. Несмотря на всю эту путаницу, я был склонен рассматривать инцидент как первое весомое доказательство факта, что наши подозрения не бред воспаленного воображения. Другой вопрос: зачем приходил наш посетитель? Что искал?

– Карты, разумеется. С нашими пометками и поправками. И судовой журнал. Эти документы сразу бы нас выдали, – не задумываясь, решил Дэвис.

Не вполне разделяя теорию приятеля насчет проливов, я не видел и особой ценности в этих его картах.

– В конце концов, мы же не делаем ничего противозаконного, ты сам часто так говоришь, – заметил я.

И все же, как истинный индикатор нашего образа жизни, карта и журнал оставались единственными вещами на борту, которые могли скомпрометировать нас или хотя бы вызвать подозрения, что мы не просто эксцентричные молодые англичане, путешествующие ради охоты (доказательством чему охотничьи ружья) и удовольствия. У нас имелось два комплекта карт, немецкий и английский. Мы решили пользоваться первым и прятать его наряду с журналом, если потребуется по ситуации. Мой дневник, решил я, неотлучно должен находиться при мне. Оставались еще книги по военно-морской тематике. Дэвис обвел их взглядом, который был мне очень хорошо знаком.

– Их тут слишком много, – сказал он тоном повара, решающего судьбу расплодившихся при кухне котят. – Давай вышвырнем их за борт. Они все равно уже все ветхие, да и я их наизусть уже выучил.

– Только не здесь! – возопил я, потому как его жадные руки уже потянулись к полке. – Их найдут при отливе. По мне, так я оставил бы их на месте. Книги были при тебе прежде, и Долльман видел их. Если ты вернешься вдруг без библиотеки, это будет выглядеть странно.

Книги были спасены. Английские карты, относительно бесполезные, но более уместные для нас как британских яхтсменов, решено было оставить на виду как доказательство нашей безобидности. Мне не удавалось избавиться от мысли, что наши потуги на секретность несколько смешны. На семитонной яхте не так уж много потайных (и сухих при этом) мест, чтобы рассчитывать обмануть тщательный обыск. С другой стороны, если на этом берегу есть то, что немцы хотят спрятать от чужих глаз, а в нас подозревают шпионов, не проще ли нанести нам официальный визит и предупредить? Зачем посылать громилу, который убегает при первой тревоге? Разве что наши друзья, допуская, что мы и в самом деле безобидны, не хотят нас тревожить и вызывать подозрения там, где их нет? Тут мы терялись в догадках. На кого работал этот громила? Если на Долльмана, то тот, выходит, знает, что «Дульчибелла» уцелела и снова в том регионе, из которого ему так хотелось ее изгнать. Коли так, предпримет он новую попытку решить вопрос силой? Мы одновременно посмотрели на охотничьи ружья и, смутившись, рассмеялись.

– Это война для умов, а не ружей, – сформулировал я. – Давай-ка взглянем на карту.

Читатель уже знаком с общими аспектами географии этого своеобразного края, и мне остается только напомнить ему, что материковая его часть относится к области Пруссии, известной под названием Восточная Фрисландия. Это короткий тупоконечный полуостров, омываемый с запада эстуарием Эмса, за которым начинается Голландия, а с востока – эстуарием Яде. Местность тут низменная, изобилующая болотами и пустошами, есть и несколько городов разной величины, но только на северной стороне. Напротив берега лежат семь островов. Все, кроме круглого Боркума, имеют вытянутую, слегка серповидную форму, редко достигают в ширину более мили и плавно сужаются к оконечностям. Длина их составляет шесть миль в среднем, от Нордернея и Юста, на долю которых приходится семь и девять миль, соответственно, до маленького Бальтрума, протяженность которого всего две с половиной мили.

Из отмелей, расположенных между материком и островами, две трети выходят во время отлива на поверхность, а оставшаяся треть превращается в цепочку лагун, обозначающих естественные пути, по которым Северное море вторгается в промежутки, разделяющие острова. Каждый из этих промежутков похож на речной бар и прегражден опасными мелями, в которых при каждом приливе море промывает глубокие рвы. Огибая остров с востока и запада, две ветви течения устремляются навстречу друг другу, разливаясь на плоском пространстве. Но чем дальше проникают они, тем больше теряют силу, и в результате ни один из островов не может похвастаться, что опоясан не пересыхающим при отливе каналом. Примерно по центру острова с материковой стороны находится водораздел, покрытый водой только пять или шесть часов из двенадцати. Судно, даже самое мелкосидящее, вынуждено подгадывать время, чтобы пройти с этой стороны острова. Что до навигационной пригодности, «Лоцман Северного моря» определяет ее в следующих сухих выражениях: «Проливы, отделяющие эти острова друг от друга и от материка, позволяют мелким каботажным судам служить средством сообщения между Эмсом и Яде, для каковой цели подходят исключительно эти корабли». Самим островам уделяется только пара строк касательно маяков и сигналов.

Чем внимательнее разглядывал я карту, тем сильнее недоумевал. Острова явно представляли собой не более чем песчаные отмели, на каждом из которых ютились горстка домов и церквушка, и единственным намеком на развлечения в сем уединенном ensemble были встречающиеся кое-где надписи «Баде-штранд», означающие, что в летние месяцы эти места навещает некоторое количество отдыхающих с целью принять морские ванны. Нордерней, разумеется, наиболее развит в этом отношении, но даже его городок, пользующийся репутацией веселого и модного водного курорта, на несколько месяцев в году совершенно пустеет и не имеет серьезного коммерческого значения. Материковое же побережье вообще почти пустынно и представляет собой унылую линию дамб со встречающими изредка крошечными деревушками. Я подметил, что большинство их названий оканчивается на «зиль» – омерзительное окончание, которое словно просится применить его ко всей этой области. Тут есть Каролинензиль, Бензерзиль и пр. «Зиль» в переводе с немецкого означает «сточная канава» и «шлюз». В случае с названиями речь, наверное, идет о последнем варианте, но, насколько я заметил, каждая деревня располагается у устья потока, посредством которого в море сбрасываются в том числе и стоки с расположенных за населенным пунктом полей. Шлюз на них присутствует обязательно, потому как иначе расположенные за дамбой низинные земли оказывались бы затопленными. Приглядевшись к отмелям у побережья, я обратил внимание, что через них от устья к устью обозначены линии бонов, свидетельствуя о возможности в прилив проплыть от деревни к деревне, используя русла тех самых потоков – зилей.